24.12.2014 в 21:39
Пишет Хонор Харрингтон:С праздником, люди добрые!
Йоль наступает! Будем же по завету конунга Хакона Доброго пировать, пока не кончится пиво! Эй, там, в Вильнюсе! Как там у вас, рождественская звезда взошла? Держи, Сфорца, любимый художник Императора, это для тебя.
В нечастые моменты, когда заняться было совсем уж нечем, Дэйта сочиняла письма. Именно сочиняла: нет смысла писать письма, которые никогда не отправишь. Занимать астропатический хор сугубо личной писаниной нехорошо, да и никакой кадж не знает, где сейчас VII Легион и конкретно капитан Сигизмунд…
«… на самом деле Рахел Сирани – кошмарный человек. Нет такой дыры, в которую она не полезет, если там предполагается интересный вид, как она говорит. Сколько раз её вытаскивали из самой середины боя – не сосчитать. Станешь выговаривать – она посмотрит на тебя голубыми глазами маленькой девочки и скажет: но я же должна это видеть. Иногда мне хочется посадить её под замок и не выпускать. Я бы так и сделала, но боюсь, бесполезно. Когда-нибудь её убьют, и это станет моей непрощаемой виной на всю жизнь… Она довела до белого каления Тиллу, развесив по стенам апотекариона множество смешных картинок. Впрочем, та быстро успокоилась, поняв, что с этим творческим человеком ей не справиться. Да и девчатам нравится, и я их понимаю. Сам знаешь, как тошно порой быть запертым в четырёх белых стенах. Она умудрилась подружиться с Дианой, что удивительно: терранка никого не подпускает близко к себе. Более того, она избежала сомнительных машинных комплиментов от Клабаутермана…»
Тишина. Только едва слышный шорох бумаги под карандашом да отдалённый, на самой грани восприятия, гул машин.
- Леди Дэйта, - художница быстро глянула на модель, поправила что-то в рисунке, - вы не рассердитесь, если я задам вопрос?
- Задавайте. А я посмотрю, стоит сердиться или нет.
- Что вы будете делать, когда война закончится?
Примарх вздохнула.
- Сначала нужно дожить до конца войны. А там посмотрим… Дома всегда есть чем заняться.
Когда Рахел Сирани попросилась на «Молнию», Дэйта поняла, что согласится без спора. Помимо несомненного таланта госпожа Сирани славилась невероятным упорством, чтобы не сказать настырностью. Если уж она решила присоединиться к Плетущим Сеть, возражать ей себе дороже.
В Легионе к разного рода летописцам относились спокойно. Люди делают своё дело, и если не мешают – то и пусть делают. А госпожа Сирани в силу весёлого и общительного характера без труда находила подход ко всем, даже к строгой Оэлун. Вот только попросить примарха позировать она решилась не сразу. Возможно, из-за небрежно брошенной Дэйтой в разговоре фразы: «Не люблю парадных портретов…» И то сказать, Сирани могла представить леди Одиннадцатого как угодно: в бою, в самой гуще схватки, или на командном мостике «Молнии», или даже на балу. Но в напыщенную тяжесть парадного портрета Дэйта – огонь и ветер – не вписывалась никак.
Однако всё оказалось не так страшно, как виделось поначалу. И каждый сеанс превращался в интереснейшую для обеих беседу. Вот как этот, например…
- Леди Дэйта, - неожиданно спросила Сирани, - вы счастливы?
Примарх задумалась на минуту.
- У меня есть дом, где меня ждут. Есть дело, которое мне нравится, и которым я с удовольствием займусь, когда война кончится. И есть человек, которого я люблю. Если это называется счастьем – то да, счастлива.
- Именно в такой последовательности? – прищурилась художница.
- Quin ultimum in ordine, quod maximum est.*
Когда Дэйта говорила на высоком готике, её тарийский акцент был особенно заметен.
-Вот что я ещё хотела спросить…
- Э нет, госпожа Сирани, - перебила её Дэйта, - теперь моя очередь задавать вопросы.
- Хорошо, сдаюсь. Но вы можете называть меня Рахел, леди Дэйта.
- Рахел, что для вас главное в вашем искусстве?
- Умеете вы вопросы выбирать, леди Дэйта… Наверно, честность. В живописи нельзя лгать. То есть, можно, конечно, но это сразу будет видно. Всегда понятно, действительно художник так видит, или это притворство и лесть. Знаете, когда-то в очень древние времена мой народ почитал богиню по имени Майя. Она «заведовала» снами, иллюзиями и прочей мистикой. Говорят, у неё было волшебное зеркало, в котором человек мог увидеть себя таким, как есть. Не таким, каким он сам себя представляет, и не таким, как его видят окружающие, а таким, каков он на самом деле. Очень немногие могли заглянуть в зеркало Майи и не лишиться рассудка. Живопись отчасти такое зеркало, она показывает человеку самого себя. Это не всем нравится, не все готовы принять увиденное. Но иначе нельзя.
Дэйта молча кивнула.
«…я провела в обществе Рахел Сирани не один день. Нам было о чём поговорить, и мне многое дали эти беседы. И знаешь, мой капитан, я понимаю, почему некоторые из моих братьев не любят летописцев и художников. Возможность посмотреть на себя со стороны, чужими глазами бесценна. Но не факт, что тебе понравится увиденное. Совсем не факт…»
*Последнее по счёту, но не по важности.
URL записиЙоль наступает! Будем же по завету конунга Хакона Доброго пировать, пока не кончится пиво! Эй, там, в Вильнюсе! Как там у вас, рождественская звезда взошла? Держи, Сфорца, любимый художник Императора, это для тебя.
В нечастые моменты, когда заняться было совсем уж нечем, Дэйта сочиняла письма. Именно сочиняла: нет смысла писать письма, которые никогда не отправишь. Занимать астропатический хор сугубо личной писаниной нехорошо, да и никакой кадж не знает, где сейчас VII Легион и конкретно капитан Сигизмунд…
«… на самом деле Рахел Сирани – кошмарный человек. Нет такой дыры, в которую она не полезет, если там предполагается интересный вид, как она говорит. Сколько раз её вытаскивали из самой середины боя – не сосчитать. Станешь выговаривать – она посмотрит на тебя голубыми глазами маленькой девочки и скажет: но я же должна это видеть. Иногда мне хочется посадить её под замок и не выпускать. Я бы так и сделала, но боюсь, бесполезно. Когда-нибудь её убьют, и это станет моей непрощаемой виной на всю жизнь… Она довела до белого каления Тиллу, развесив по стенам апотекариона множество смешных картинок. Впрочем, та быстро успокоилась, поняв, что с этим творческим человеком ей не справиться. Да и девчатам нравится, и я их понимаю. Сам знаешь, как тошно порой быть запертым в четырёх белых стенах. Она умудрилась подружиться с Дианой, что удивительно: терранка никого не подпускает близко к себе. Более того, она избежала сомнительных машинных комплиментов от Клабаутермана…»
Тишина. Только едва слышный шорох бумаги под карандашом да отдалённый, на самой грани восприятия, гул машин.
- Леди Дэйта, - художница быстро глянула на модель, поправила что-то в рисунке, - вы не рассердитесь, если я задам вопрос?
- Задавайте. А я посмотрю, стоит сердиться или нет.
- Что вы будете делать, когда война закончится?
Примарх вздохнула.
- Сначала нужно дожить до конца войны. А там посмотрим… Дома всегда есть чем заняться.
Когда Рахел Сирани попросилась на «Молнию», Дэйта поняла, что согласится без спора. Помимо несомненного таланта госпожа Сирани славилась невероятным упорством, чтобы не сказать настырностью. Если уж она решила присоединиться к Плетущим Сеть, возражать ей себе дороже.
В Легионе к разного рода летописцам относились спокойно. Люди делают своё дело, и если не мешают – то и пусть делают. А госпожа Сирани в силу весёлого и общительного характера без труда находила подход ко всем, даже к строгой Оэлун. Вот только попросить примарха позировать она решилась не сразу. Возможно, из-за небрежно брошенной Дэйтой в разговоре фразы: «Не люблю парадных портретов…» И то сказать, Сирани могла представить леди Одиннадцатого как угодно: в бою, в самой гуще схватки, или на командном мостике «Молнии», или даже на балу. Но в напыщенную тяжесть парадного портрета Дэйта – огонь и ветер – не вписывалась никак.
Однако всё оказалось не так страшно, как виделось поначалу. И каждый сеанс превращался в интереснейшую для обеих беседу. Вот как этот, например…
- Леди Дэйта, - неожиданно спросила Сирани, - вы счастливы?
Примарх задумалась на минуту.
- У меня есть дом, где меня ждут. Есть дело, которое мне нравится, и которым я с удовольствием займусь, когда война кончится. И есть человек, которого я люблю. Если это называется счастьем – то да, счастлива.
- Именно в такой последовательности? – прищурилась художница.
- Quin ultimum in ordine, quod maximum est.*
Когда Дэйта говорила на высоком готике, её тарийский акцент был особенно заметен.
-Вот что я ещё хотела спросить…
- Э нет, госпожа Сирани, - перебила её Дэйта, - теперь моя очередь задавать вопросы.
- Хорошо, сдаюсь. Но вы можете называть меня Рахел, леди Дэйта.
- Рахел, что для вас главное в вашем искусстве?
- Умеете вы вопросы выбирать, леди Дэйта… Наверно, честность. В живописи нельзя лгать. То есть, можно, конечно, но это сразу будет видно. Всегда понятно, действительно художник так видит, или это притворство и лесть. Знаете, когда-то в очень древние времена мой народ почитал богиню по имени Майя. Она «заведовала» снами, иллюзиями и прочей мистикой. Говорят, у неё было волшебное зеркало, в котором человек мог увидеть себя таким, как есть. Не таким, каким он сам себя представляет, и не таким, как его видят окружающие, а таким, каков он на самом деле. Очень немногие могли заглянуть в зеркало Майи и не лишиться рассудка. Живопись отчасти такое зеркало, она показывает человеку самого себя. Это не всем нравится, не все готовы принять увиденное. Но иначе нельзя.
Дэйта молча кивнула.
«…я провела в обществе Рахел Сирани не один день. Нам было о чём поговорить, и мне многое дали эти беседы. И знаешь, мой капитан, я понимаю, почему некоторые из моих братьев не любят летописцев и художников. Возможность посмотреть на себя со стороны, чужими глазами бесценна. Но не факт, что тебе понравится увиденное. Совсем не факт…»
*Последнее по счёту, но не по важности.