[Noldofinve]

20.11.2014 в 09:44

Пишет  wagner:

Рассказ жительницы Славянска.

19.11.2014 в 23:46

Пишет  Птица синица:

Я не поленилась, и посчитала, сколько у нас с Папой Вальтер общих ПЧ. Оказалось тридцать. И еще к какому-то количеству наверняка дошло в перепостах. Но даже если эти рассказы у меня увидит впервые и прочитает только десяток человек - и то дело. Потому что почитать стоит. Во-первых, потому что Папа Вальтер очевидец всего, что происходило в Славянске - от начала и до конца. Это не пересказы знакомого, не история с новостного сайта - это свидетельства очевидца, местного жителя. Во-вторых, потому что автор - мама мелкого ребёнка, что, понятно, добавляет драматизма. В-третьих, потому что автор на самом деле не обязана любить Украину, потому что у неё российское гражданство, и вообще, она переехала в Славянск (и, соответственно, в Украину) не так давно - а потому её взгляд и на местных жителей, и на город, и на Украину вообще более цепок, она замечает вещи, на которые коренные жители не обращают внимания. В-четвёртых, она здорово пишет. Словом, рекомендую.

18.11.2014 в 20:17

Пишет  Папа Вальтер:

Хочу представить на ваш суд первые страницы из повестушки о Славянске. Кстати, ищу редактора, который будет тормозить полет и залет моей мысли.

Мой родной чужой Славянск

Эмме с любовью

То ли пролог, то ли предисловие
Всё начиналось невинно и как будто стихийно: агитки на столбах, мол, приходите на площадь Октябрьской революции вечером в пятницу. Кто-то протестовал против добычи сланцевого газа, кто-то кричал, что нам не нужна эта Европа с ее толерантностью и поднимающим голову фашизмом, кто-то требовал движения вперед и только вперед, отринуть былое, забыть о Таможенном союзе, и чтоб всем шенгенская виза, бесплатно и быстро.
Славянск нельзя назвать шахтерским городом, здесь издавна правили бал керамщики, добытчики соли и всякие разные продавцы всего на свете. Славянск называли вальяжным, купеческим – именно таким он и был. На демонстрации выходила едва ли сотня недовольных – так было с протестами по поводу добычи сланцевого газа, так было на евромайдане и антимайдане. На площади Октябрьской революции аншлаги были разве что во время народных гуляний и местной «Фабрики звезд». Одному персонажу из местных «протестувальныкив» такая тенденция не нравилась. Ему нужно было поднимать народ и формировать нужное мировоззрение, правильную картинку. И звали этого человека Анатолий Хмелевой. Он был первым секретарем местного отделения коммунистической партии Украины, а еще очень хотел попасть в телевизор, а оттуда в Раду. Ничем иным нельзя было объяснить его стремление красоваться на всех мало-мальски значимых городских мероприятиях.
Я никому не открою тайну, если скажу, что в свое время коммунисты и регионалы сплелись в славянском горсовете в натуральном экстазе. После оккупации Славянска эти фамилии были у всех на слуху: Пономарев, Самсонов и некоторые другие. Эти ребята смотрели, как говорится, в одну сторону, и дружно шагали вместе по направлению к триколору и Донецкой Народной республике, о которой в феврале месяце еще никто в Славянске не задумывался, если не считать тех, кто уже был замазан по уши в организации этой самой народной республики. Но город не знал, город продолжал жить своей жизнью, не обращая внимания на то, что периодически творилось возле исполкома. А там развевались флаги, произносились речи с красивыми и пафосными словами вроде «Родина», «призвание», «не допустим», «фашизм не пройдет», «будущее Донбасса». Конечно, никуда не делся и главный лозунг этой весны – «Услышьте Донбасс». Будь он проклят. Лозунг, конечно, а не Донбасс.
Первое марта город встретил настороженно. Тогда впервые прозвучало слово «война». Я напомню, что именно первого марта Совет Федерации РФ разрешил своему президенту ввести войска в Украину для защиты русскоязычного населения.
Я не буду говорить о том, что русскоязычное население на Донбассе сроду не угнеталось. Я не буду напоминать, что большинство школ Донбасса было русскоязычными. Но так всё и было, и по сей день украинскую речь на улицах того же Славянска практически невозможно услышать. Разве что исключения – керамический рынок и Святогорск, куда приезжают туристы. И редкие бойцы Нацгвардии, которые – о ужас для враждебных Украине пропагандистов! – не бандеровцы или прочие националисты, а просто уроженцы Западной Украины, которые всего-то навсего знают украинский язык лучше, чем русский. Так уж получилось.
Я помню, я очень хорошо помню, что даже в государственных учреждениях, вроде той же миграционной службы, куда мне приходилось обращаться не раз и не два, документы заполнялись на русском. Сколько раз мне приходилось продлевать пребывание в Украине, и ни единого раза я не мучилась с украинским языком, казавшимся лично мне сложным из-за некоторых непонятных правил и букв, отсутствующих в русском языке. Но при всём этом Славянск не казался российским. Да, в нём говорили по-русски, называли гривну «рублем», но русский в итоге скатывался в ядреный суржик, как у Леся Подеревянского, а поговорка «Господи, дякую тобі, що я не москаль!» срывалась с уст не раз и не два у многих в том же общественном транспорте, особенно после принятия особо кретинских законов. В этом абзаце мы передаем привет господам Милонову и Мизулиной, по сравнению с которыми херсонские депутаты, которые запрещали котикам топать, нервно курят в сторонке.
Мы смотрели разные каналы и слушали разные радиостанции. И большей частью наши глаза и уши воспринимали информацию на русском языке. Я не говорю, что это было плохо. Мы привыкли думать на русском – те, кто здесь жил, те, кто сюда приехал после развала союза, те, кого случайно занесло на Донбасс, вроде меня. Но называть Донбасс русским никто не спешил. А немногочисленные крикуны из пророссийских партий молчали, потому как с две тысячи десятого года Донбассу жилось весьма неплохо, потому что в Киеве рулили донецкие. Донецкие – пророссийские. Все очень просто.
Непросто стало, когда Янык начал торговать Украиной. Таможенный союз? Евросоюз? На Донбассе за его игрищами особо не наблюдали. Здесь считали, что дядя Ахметов не даст Витеньке действовать в ущерб родному региону. Правильно считали, кстати говоря. И потому донецкие антимайдановцы были самыми злобными, самыми многочисленными и получали больше всех вольнонаемных титушек по всей Украине. Ахметов, как хозяин региона, не жалел денег для своего благополучия и торговался за преференции, прикидывая выгоды того и другого пути конкретно для своих предприятий.
Пока где-то там в Донецке и Киеве кипели политические страсти, в Славянске по пятницам и субботам собирались митинги. «Жду тебя на том же месте в тот же час», как пелось в старой песне. С одной стороны надрывался Хмелевой, с другой – Зонтов и Нечипоренко. (Михаил Нечипоренко – местный активист, сторонник евроинтеграции, но при этом протестовал против добычи сланцевого газа. Сейчас он проводит народное вече каждое воскресенье. Олег Зонтов – известный в городе человек, депутат горсовета и владелец «Газеты объявлений». Сейчас он исполняет обязанности городского главы.) Были и другие, сама наша городская глава Неля Штепа выходила на митинги антимайдана и рассказывала, что в Киеве там делать людям нефиг.
Варево в этом дьявольском котле булькало, закипало, но переливаться через край не спешило. Не было в городе столько людей, чтобы делать как в Донецке – устраивать драки на площадях, захватывать здания и творить прочие вещи, чем занимались люди Губарева. Это было словно в какой-то другой реальности. Да, в очередях и в маршрутках говорили о расстреле студентов на майдане, о сбежавшем в Россию Януковиче, о вежливых зеленых человечках в Крыму но чтобы такой бардак – да в нашем Славянске? В Славянске была весна, теплая, бурная. Я как сейчас помню весенние выходные, когда мы мотались с семьей на Славкурорт. По дорожкам катались инвалиды-колясочники, в центре бродили милиционеры, которые бегали от райотдела в Универсам за молочными коктейлями и кофе, кто-то там на площади пытался вдохновить и не допустить. Так было во многих городах Украины, и нам казалось, что так будет вечно. В Киеве постепенно устаканивалось, в Крыму наоборот полыхало, в Донецке горели шины. Но это было не с нами, понимаете? А то, что нас напрямую не касается – оно нас не трогает. Так мы думали. И так думают сейчас другие люди. Это им не в укор, нет, просто так оно и было.
Наступил апрель. В Донецке все еще жгли шины, били – где титушек, где сторонников евроинтеграции. В Крыму… Вы сами знаете, что было в Крыму. Ничего не предвещало, серьезно, обычные славянцы и знать не знали, что с марта месяца на Славянском курорте местный священник УПЦ МП привечает неизвестных вооруженных детей. На «Вилле Марии» тоже стало вдруг многолюдно, а в исполкомовских подвалах появились тяжелые ящики. Мы не знали этого, потому что некому было об этом рассказать. И вот так неожиданно для всех обычных славянцев наступило двенадцатое апреля две тысячи четырнадцатого года.

1. 12 апреля или пришествие Стрелка и «народного мэра»

Двенадцатое апреля. Это был субботний день, довольно солнечный с утра, но несколько прохладный. Я могу ошибиться со временем, потому что ныне не существует темы «Захват горотдела» на нашем городском форуме. Я помню, что это было одиннадцать или двенадцать часов дня. Не помню, зачем меня понесло на торум (torum.org – от названия крепости Тор, которая и дала начало Славянску), но тогда за этой темой следили сотни горожан. Торум и передача местного канала – вот что занимало внимание славянцев в тот проклятый день.
Но на самом деле, всё началось гораздо раньше. Ночью некие люди в балаклавах и камуфляже пришли в исполком. Говорили, что там их примерно тысяча человек. Прискорбно известный нашему городу Игорь Иванович Стрелков говорил, что их было триста пятьдесят. Я надеюсь, на меня не обидятся за цитату из его интервью «Свободной прессе» 11 ноября этого года.

Сергей Шаргунов: Вы сразу из Крыма поехали в Донбасс?

Игорь Стрелков: Ну, в общем, да. На одни сутки побывал в Москве. После этого вернулся в Крым и где-то через неделю, или через десять дней, отправился.

Сергей Шаргунов: У вас было много человек?

Игорь Стрелков: Пятьдесят два человека.

Сергей Шаргунов: Как получилось так быстро из пятидесяти человек вырасти целому войску?

Игорь Стрелков: Сразу отвечу на тот вопрос, который должен последовать за этим. Почему Славянск? Когда мы перешли границу, у нас не было четкого определенного плана, куда нам идти. Я понимал, что с такой небольшой группой идти на Луганск или на Донецк не имеет смысла. Это города-миллионики, в которых пятьдесят человек утонут просто. Растворятся без видимого эффекта. Сразу мной была поставлена задача для себя – найти какой-то средней величины населенный пункт. С одной стороны, достаточно значимый, с другой стороны, в котором мы сможем быстро установить народную власть. Власть, поддержанную народом. А не просто захватить… Это для украинской стороны выгодно и удобно рисовать нас террористами… Люди из местных нас встречали. Заранее, с машинами. То есть когда мы пешком вышли к трассе, нас там уже ждали.

Сергей Шаргунов: А вы переходили пешком?

Игорь Стрелков: Пятнадцать-семнадцать километров мы шли маршем через границу. И вышли в условленном месте, которое заранее было подобрано теми, кто нас встречал. Соответственно был задан вопрос: где тот населенный пункт, в котором мы получим массовую поддержку? И назвали Славянск. Я посмотрел на карту. Конечно, это было далеко. Но выбирать особо не приходилось. Мы поехали в Славянск. Уже к моменту прибытия нас ждали около трехсот активистов, готовых к любым действиям вместе с нами. Сразу мы соединились с этой группой и пошли на штурм УВД. Через два часа мы взяли УВД, еще через час после этого – СБУ. Тогдашняя городская управа придерживалась нейтральной позиции, мы ее заняли без боя. Соответственно, к обеду весь город был в наших руках. Тем запасом оружия, которое было в УВД, вооружились местные добровольцы. Нас сразу стало где-то около 150 человек.


В восемь утра нашей городской голове начали звонить обеспокоенные горожане, вопрошая: «А кто это в исполкоме с оружием сидит?». Она приехала в своем розовом пуховичке к исполкому, где ей рассказали о том, что непонятные люди в балаклавах с калашами – это Народное Ополчение Донбасса. Люди из НОДа говорили на правильном русском языке, без обычого гэканья и шоканья, которое подцепляет любой понаехавший в Украину буквально за какой-то месяц. Я не могу не вспомнить видео из Краматорска, на котором ополченец кричит «Отойдите от поребрика, граждане!». Какие тут поребрики, в Украине-то…
Ночью был захвачен исполком, а в девять НОД начал штурмовать районный отдел милиции. На самом деле райотдел штурмовали профессиональные военные, которых с собой привез Стрелков-Гиркин. Но мы этого не знали, потому что к райотделу в тот момент никого не пускали. Райотдел взяли оперативно, применяя дымовые шашки и стрелковое оружие. Милиционеров разогнали, оружейку взломали и начали раздавать оружие и георгиевские ленточки как будто бы всем подряд, но на самом деле список желающих уже был готов, спасибо господину Хмелевому, например.

«Весь город встал щитом, защищая ребят, захвативших здание. И если власти Украины попробуют подавить восстание, погибнет огромное количество гражданских людей. Этого нельзя допустить. Если кто-то пойдет против людей, то прольется кровь, и им не отмыться. Лично я не допущу этого, я стою на страже своего города. Эти люди пришли к нам с миром, у них нет агрессии по отношению к нам. Донецкая милиция сегодня с народом, который пришел. Мы мирный народ, брат против брата не пойдет».

Теперь я цитирую саму Штепу, благо та повторяла эту фразу не раз и не два двенадцатого и тринадцатого числа. Брат против брата не пойдет, конечно, но вот украинский флаг, снятый с исполкома и замененный на российский – это было как-то не по-братски. Хотя, публика на площади неистовствовала и рукоплескала. Именно тогда впервые прозвучала мантра всех славянских ватных бабок «пенсии как в России» и сладкое слово «референдум».
Кстати, я хочу упомянуть, что двенадцатого числа стрелковцы сработали весьма оперативно в том плане, что почти весь день лежала сотовая связь. Я помню, что дозвониться было практически невозможно, в ту же Семеновку, где живет моя свекровь. Более-менее связь начала работать только ближе к вечеру.
После райотдела ополченцы отправились к СБУ, и там все тоже закончилось очень-очень быстро. Я не знаю, правда или нет, но говорят, что СБУшники особо не сопротивлялись и практически без боя сдали документы и оружие. Так у местных ополченцев прибавилось стволов. Надо уточнить, что в ходе захвата райотдела, по рукам разошлось сто автоматов и четыре сотни пистолетов. А арсенал СБУ порадовал гостей города гранатометами. Хотя, если хотите знать мое мнение, то гранатометы и ПТУРСы Гиркин приволок с собой.
Но что за переворот без баррикад? Их спешно начали сооружать где попало. На крыльце исполкома, у райотдела, у СБУ, на въездах в город и в нашем микрорайоне Черевковка. Его еще называют поселком. Чем мы примечательны – тем, что мы практически отрезаны от центра города двумя реками – Казенным и Сухим Торцом. Улица Аэродромная переходит в первый мост, а последний упирается в конец улицы Свободы, на которой во время войны были расквартированы бойцы второй дивизии СС «Дас Райх», но это лирика, к делу не относящаяся.
А мы наблюдали. Мы не отлипали от телевизоров и жадно ловили каждый звук. Мы вглядывались в окна, мы всматривались в небо, мы ждали комментариев от киевских властей.
Когда стало ясно, что силового ответа от кого бы то ни было не последует, я сказала мужу:
– Всё, это война, и она пришла к нам в город.
Он обозвал меня истеричкой и сказал, что здесь не повторится крымский сценарий. И он оказался наполовину прав, потому что крымский сценарий действительно не повторился. А вот с войной я попала в яблочко, но к черту бы такие предсказания.
Я полночи ревела и забылась только к утру. Я то пыталась выползти в сеть, то неприкаянным привидением бродила по дому, подбирая и раскладывая по местам Эммушкины игрушки. Наверное, во всем городе не я одна была такая потерянная, но в тот момент делиться своими страхами особо ни с кем не хотелось. Хотелось верить, что если беду не позовешь вслух, то она и не придет, да вот только беда уже расквартировывалась в СБУ и на швейной фабрике Вячеслава Пономарева, и срать ей было на тоскливые мысли какой-то глупой женщины.
Утро тринадцатого апреля для нас началось с гула вертолетных винтов и звуков автоматных очередей со стороны трассы Харьков-Ростов. Как мы позже узнали, так СНБО начало антитеррористическую операцию. Это был эпик фейл, ребята, потому что так операции не делаются. Ополченцы уже ждали вертолет, а вот СБУшники никого не ждали. Один из офицеров погиб, и это был первый убитый в ходе АТО человек. Его звали Геннадий Биличенко.
Славянск учился жить по-новому: с блокпостами, проверкой документов, с первыми беженцами и первыми арестованными. Мы впервые увидели вживую этот передранный с российского триколор Донецкой народной республики. Черно-сине-красная тряпка появилась на блокпосту на Черевковке, еще одна была гордо вывешена над СБУ, заменив там российский флаг, который двенадцатого повесили вместо украинского.
Наша городская глава, как и любая тупая блондинка, теряющаяся без сценария, укатила в Артемовск. Чем она думала – кто ж ее теперь знает, она нынче путается в показаниях и каждый раз врет по-разному. Но какими бы ни были мотивы ее поступка, в итоге она написала заявление по собственному, а рулить городом начал Вячеслав Пономарёв.
О Пономареве надо сказать пару слов, чтобы вы поняли, кто контролировал наши жизни вплоть до начала июня. Он коренной славянец, говорит, что бывший афганец, потом содержал швейную фабрику и мыловаренный заводик. В синей социальной сети у него была страничка, где на аватарке был срущий белый медведь, а на самой странице – сплошная копипаста антимайдановских групп и прочая чепуха. Не знаю, кто именно его уполномочил стать градоправителем (и вряд ли мы это узнаем когда-либо, если только его не приволокут за яйца в Гаагский трибунал), но как управленец этот человек городу подходил еще меньше, чем наша «королева с курицей» Штепа.
С двенадцати часов дня на канале САТ крутили обращение Пономарёва ко всем славянцам, мол, так и так, приходите к исполкому, несите нам еду, одеяла, спальники… И сами себя. Народному ополчению Донбасса нужны люди.
Транспортное движение в городе застопорилось. На блокпостах практически не пропускали машины, хотя в город съехались десятки журналистов. После обеда движение худо-бедно восстановилось. Но уже началась паника. Кто-то из рабочих хлебозавода оброниол, что их машины не пропускают через блокпосты, и славянцы начали истерить, боясь остаться без хлеба.
Я тоже была в числе этих паникёров. Я поскакала к магазину за хлебом, но там его не было, как и муки, яиц, дрожжей и даже гречки. Моей единственной добычей стал пакет молока, и теперь мне смешно вспоминать этот эпизод, а тогда было страшно. В первую очередь я паниковала из-за грядущих проблем с детским питанием. На тот момент Эми было 11 месяцев, и ей требовалась молочная смесь.
Меж тем, на мосту разворачивался очередной акт мелодрамы «Захват Славянска». Батюшка из храма на кольце (так местные называют площадь Мира на Черевковке), а так же несколько ополченцев растрезвонили, будто с утра на аэродроме высадился «Правый сектор». О, этот страшслый и ужаслый «Правый сектор»! Ни одна бабка, ни один ватник в нашем славном городе не мог без некоторой дрожи в голосе произнести эти два слова. Хотя, эпическая постановка с визиткой Яроша была еще впереди…
Но вернемся к мосту. Туда начали сбегаться все окрестные бабки с иконами, вопя «Не пущать!». Они выстроились стеной, выпятив вперед иконы, и замерли в ожидании чуть ли не самого Яроша, который по слухам вот уже выходит из вертолета, вот уже пинком распахивает ворота аэродрома, вот уже проходит «Елену»… Но не было больше вертолетов над Славянском. Да и Ярош был не настолько крут, чтобы иметь личный вертолет. И сомнительно мне, чтобы тот же Ми-8 влезла аж сотня «правосеков», которую то тут, то там видели на Черевковке в тот день. Скорее всего, те люди в черном были стрелковскими бойцами, которые попросту пришли занять аэродром, но у страха глаза сами знаете какие. А напуганное стадо – оно послушнее.
Ближе к вечеру в город примчалась миссия ОБСЕ, которую три часа мурыжили с проверкой документов. А по телевизору нам рассказывали о том, что нас защитят от бандеровцев, правосеков, и тогда ого-го какая жизнь настанет. И да, лучше не говорить теперь в городе на украинском, а то загребут в СБУ, не разбираясь, правосек ты или просто привык на мове общаться.
Это были первые выходные под триколором.

2. Визитка Яроша и другие приключения

Конечно, мысли об отъезде начали мелькать еще тринадцатого апреля, но я ждала, как и другие проукраински настроенные люди, что всерьез ситуации развиться никто не даст. Неловкий штурм СБУ на Семеновки как бы предвещал, но надежда – глупое чувство, как сказал один лирический герой.
В понедельник все, работающие вне своих микрорайонов, познали прелесть блокпостов на своей шкуре. Общественный транспорт не ходил, а частный пропускали после долгих проверок документов.
Мой дорогой супруг, как честный человек, собирался на работу. Я готова была бегать по потолку, лишь бы никуда не пустить. «Укртелеком», в котором он работал, находится как раз в центре, буквально через дорогу от исполкома, где обосновался Стрелков и его команда.
Я то проливала кофе, то наступала кошке на хвост, то сшибала стулья.
– Позвони своему шефу, спроси, работаете ли вы.
– Угу, сейчас, – бурчал Макс. Ему было смешно, а я… А я вспоминала прочитанные в юености книжки про революции и хунты, и нервно грызла ногти. Ведь по всепм правилам, въодя в город, следует захватить правительственные здания и телеграфы. Все, как дедушка Ленин завещал.
Шеф сказал попытаться прийти, а если не получится – то и черт с этой работой. Муж пошел, а я разве что «Прощание славянки» ему не врубила вслед. Вовремя одумалась.
Мой дорогой благополучно дошел до кольца по пустынной Аэродромной, полюбовался на закрытые магазины и купил в хлебном ларьке вчерашнего хлеба. На всякий случай. Через блокпост его не пропустили, я уже и не помню, почему.
В итоге он попал на работу окольными путями, а у меня появилась первая седая прядь. Потому что чего только не рассказывали – и про штурм города, назначенный на два часа дня, и про прочие гадости, что неугодных патриотов чуть ли не на улице расстреливают. На самом деле до открытых расстрелов ополченцы не докатились, да и штурмовать город никто не спешил. В СБУ заявили, что без поддержки бронетехники они сюда соваться не собираются…. И они были правы. Без бронетехники здесь нечего было делать, потому как центр города начали превращать в укрепрайон от исполкома до райотдела и от улицы Октябрьской Революции до улицы Искры, забрав себе участок с СБУ, домом Быта и домом пионеров.
Но четырнадцатое апреля было примечательно тем, что на пятом канале показали перехваченный телефонный разговор некоего Стрелка с неким Александром. Это сейчас мы умные и знаем, что Стрелок – это И. В. Гиркин, а Александр – Александр Бородай. Стрелков тогда радостно рапортовал, что убили СБУшника возле Семеновки.
В тот день над городом было натуральное авиашоу: летали вертолеты, самолет-разведчик АН-30. но по-настоящему боевых действий не происходило, хотя ополченцы готовились, потому что тупые журналисты слили в эфир информацию о том, что из Кременчуга вышла колонна бронетехники.
Ополченцы ждали, а с ними ждал весь город. А я ждала мужа, матерясь каждый раз, когда в динамике телефона раздавалось «Напрямок перевантажен».
Зато пятнадцатого числа утро началось с пожара в Андреевском поссовете. Кто и что поджог – неизвестно по сию пору, да оно уже и не так важно. Немедленно проскочила новость о штурме блокпоста.
Некий Николай из ополчения радостно растрезвонил по разным СМИ, что на Славянск напал «Правый сектор».

«По уточненным сведениям, огонь открыли люди в черной форме, которые ездили на машине без опознавательных знаков. Мы предполагаем, что это может быть "Правый сектор».

«Украинская правда», 15 апреля 2014г.

Есть мнение, что это была провокация, организованная самими же ополченцами. В первый раз, что ли, в самом-то деле.
Но народ еще был не особо шуганный, поэтому требовалось подогреть животный страх славянцев перед коммон энеми Ярошем. И двадцатого апреля случилось явление Визитки Яроша народу. Почему Визитка с большой буквы? Потому что все беды Новороссии от визитки Яроша, Бандерой клянусь.
Двадцатого апреля начался второй акт Марлезонского балета с участием очередных непонятных людей из «Правого сектора». Если вы посмотрите на карту Славянска и окрестностей, то вы увидите на западе поселок Былбасовку, который местные называют Балбесовкой. В ночь на двадцатое апреля там был бой, в результате которого спалили два белых джипа с днепропетровскими номерами, убили троих ополченцев и двух типа правосеков, еще четверых ранили. И в одной из сгоревших машин якобы нашли кучу американской несгораемой валюты, оружеи и визитку Яроша. Об этом нам радостно рассказал канал «Лайфньюс», а сеть взорвалась фотожабами с визиткой.
Тут уже к Ярошу ходить было не надо – «Правым сектором» там и не пахло, поскольку именно ополченцы славны талантом делать неуклюжие подставы и постановочные сюжеты.
Я совру, если скажу, что мне жаль погибших ополченцев, которых начали славить как народных героев ДНР. Они взяли в руки оружие, это был их осознанный выбор. А если взял в руки автомат, то готовься, что можешь убить или быть убитым. Это была война, но почему-то это мало кто еще понимал, включая самих ополченцев…
Яроша начали проклинать в церквях Московского патриархата, ополченцы ходили гордые, как будто участвовали чуть ли не в битве под Москвой, хотя им до Былбасовки было, как мне до центра пешком через Семеновку и Славкурорт, вата неистовствовала, вопя про геноцид и массовые расстрелы. Все были заняты делом, да.
Пока в городе умело нагнеталась антиукраинская истерия, мы с дочерью сидели дома, периодически набегая к банкомату. Детских не было, пенсии тоже не платили, и перед нашим маленьким семейством встал во весь рост призрак голода. А до зарплаты было как пешком до того же центра через Семеновку и Славкурорт, да, к тому же, мы начинали сомневаться, что господин Ахметов заплатит своим работникам в апреле. Так вот, я еще раз хочу поблагодарить всех тех людей, которые тогда откликнулись на мою просьбу и помогли нам, прислав денег на карточку. Ребят, вы нас тогда спасли. Если Нацгвардия и ВСУ освободили Славянск, то вы помогли нам дожить до его освобождения. Спасибо вам всем большое, мы с Эми вас никогда не забудем.
Теперь я хочу вернуться снова в пятнадцатое апреля, и рассказать о провале украинской армии под Краматорском и о скотстве ватных бабок из этого самого Краматорска. Мы узнали, что украинская бронетехника действительно пришла в область, но в Краматорске ее заблокировали типа безоружные бабки и женщины с иконами (выходить с киконой вообще стало модным ватным новороссийским трендом этого года). За их широкими гру… простите, спинами, молча тусовались ополченцы с калашами. А БТРы стояли, заглушив моторы, а солдатики хотели кушать. Эти чокнутые бабки не давали им двинуться в сторону Славянска несколько дней. В итоге получилось так, что несколько человек из Двадцать пятой бригады ВДВ из Днепропетровска сдались ополченцам. Так Гиркину подарили шесть, если я не ошибаюсь, БМД и БТРов и самоходку «Нона». За последнюю днепровцев неустанно проклинали все славянцы, кому не посчастливилось слышать выстрелы этой маленькой дряни. Но «Ноне» я даже посвящу отдельную главу, таки заслужила, падла.
А город подстраивался под новую действительность. Постепенно на баррикадах поставили регулировщиков, запустили городской транспорт, за исключением второго маршрута «Железнодорожный вокзал – Славянский курорт». Въезд на Славкурорт перегородили бетонными блоками, и троллейбус попросту не мог пройти.
А вот когда в маршрутках подорожал проезд, я не помню. Довоенная цена была – две пятьдесят, а стала три гривны. День ото дня на улицах становилось больше машин, люди возобновляли работу, а с автовокзала отправлялись забитые междугородние автобусы. Каждый день говорили о штурме. Мы ждали, мы проверяли сводки новостей на РБК и Цензоре. Телевизор можно было не смотреть после того, как семнадцатого гиркинские молодчики побывали на Карачуне, где стояла телевышка. Да, именно стояла, теперь ее больше нет, пока обходимся резервной. Но о Карачуне будет отдельный рассказ, всему свое время.
Восемнадцатого апреля наш блистательный «народный мэр» Пономарёв своим указом запретил все партии, кроме коммунистической и Партии регионов. С эти же связан первый известный мне арест. С нашей улицы забрали мужчину, который был агитатором партии «Удар» на предыдущих выборах. У него на окне стоял флажок «Удара», и кто-то из соседей позвонил куда следует. К счастью, этот человек отделался легким испугом, как-то смог доказать свою лояльность новому режиму.
А вот цыганам, которых на Черевковке было примерно как клещей в весеннем лесу, не повезло. Поскольку в ряды ополчения вступили всякие местные хулиганы и нарики, потому что «там пятьсот гривен платят в неделю и кормят бесплатно», а руки зудели от невозможности ну хоть кому-то врезать, наш мэр решил пустить их энергию в полезное русло. Так начались погромы цыганских домов. Пономарёв, конечно, сладко врал на камеру «Лайфньюс», что так расправляется с наркоторговцами, но мы-то знаем. Сколько денег и цацек вывезли мешками – история умалчивает. Но я своими глазами видела десятки шприцов на местных блокпостах. Хорошо ребята поработали, обеспечив себя ширевом и бабками на пару недель вперед. А цыгане начали выезжать из Славянска, не дожидаясь, когда за ними придут. Их примеру последовали турки с Семеновки и Черевковки. Турки зарабатывали деньги на продаже рассады весной и овощей всё оставшееся время года. Кто-то шутил, что в городе стало легче дышать, потому что уехали все черножопые, а я мрачно предрекала появление новых жертв рэкета. Муж, как у нас обычно водится в семье, обзывал меня пессимисткой, но таки мои прогнозы сбывались. И ничерта хорошего в этом не было.
Примерно так мы прожили еще одну неделю, надеясь, что скоро всё кончится, и на мосту вместо триколоров будут украинские флаги. Мы были такими наивными оптимистами, ха-ха.

19.11.2014 в 16:55

Пишет  Папа Вальтер:

Мой родной чужой Славянск. Продолжение.
3. О банках, блокпостах и российских паспортах

Проблемы с наличностью начались в Славянске еще после первого марта, будь оно неладно. Тогда вся Украина узнала, что такое – стоять по четыре часа, чтобы снять не больше одной тыщи в одни руки, а то и побить могли. С приходом к власти в Славянске сепаратистов такие очереди стали постоянным делом. Возможно, где-то в других микрорайонах города не было очередей и всегда полные банкоматы, но в «Южанке» на кольце, на Химике, в самом центре всегда были очереди. Вдобавок, некоторые банки начали закрывать свои офисы в городе в связи с проведением АТО. С выплатами детских было глухо, как в танке. (Я позволю себе забежать вперед и сказать, что деньги в полном объеме мы получили только в июле, после освобождения Славянска).
Каждая вылазка к банкомату была похожа на рейд в тылу врага. Мне, как очень эмоциональному человеку, было сложно сдерживаться, когда очередной ублюдок в камуфляже и с колорадской лентой мял мой вид на жительство и требовал паспорт. Я зверела, я шипела «А свой покажите!» и гавкала, что не его ума дело, что у меня в разных документах разная прописка. Сейчас я думаю, что только наличие детки спасало меня от СБУ или зуботычины. Бог ты мой, а ведь не раз и не два мне прилетало моими же документами в лицо.
– Мы вас тут спасать пришли, а вы суки неблагодарные, – как-то сказали мне на блокпосту на карандашке. – В магазинах не хотят давать просто так еду, бабушки перестали пирожки носить.
Ох и сложно было держать рот на замке. Но оно действительно было так: в городе не особо чествовали освободителей. Да, чокнутые бабки, которые до того тринадцатого апреля стояли с иконами на мосту, теперь таскали туда кастрюли с борщами и банки с огурцами, но тех бабок было штук двадцать на всю Черевковку. Сложно было молчать, когда сепаратисты перекрасили три карандаша – символ карандашной фабрики из желтого, голубого и зеленого в черный, синий и красный. Сейчас карандаши жовто-блакитные, но я бы хотела, чтобы им вернули первоначальный цвет.
Рынок, Славянский бульвар, любые магазины в центре города – везде были они, ополченцы. Нет, вру, я не могла называть ополченцами этих людей. Сепаратисты, только сепаратисты, сепы, колорады, ублюдки, уроды… В моем словаре было много слов, и слово «ополченец» подходило к этим людям менее всего. Они вели себя как бандюки родом из девяностых. Один в один как рэкетиры шныряли по рынку, собирая дань. И это помимо того, что горсовет во главе с Хмелевым переподчинил рынок громаде. Цыганские деньги кончились, и нужен был новый источник дохода. Поэтому пострадали торгаши и керамические мастерские.
Я не могу вспомнить, когда была ограблена первая инкассаторская машина и обчищен первый банкомат. Я просматриваю свой дневник – и не вижу. Но такое точно было, в конце апреля-мае. Количество работающих банков стало еще меньше.
Я странную вещь скажу, но, по-моему, проблем не было только у Сбербанка России и Ощадбанка. С Ощадом все понятно, там у большинства пенсионеров вклады, плюс, через Ощад шла оплата коммуналки. А Сбербанк… Ну, здесь все люди взрослые и все знают, что через него шло финансирование сепаратистов. На отделениях Привата уже начали появляться граффити и наклейки «Враг народа». Дальше было веселее, и сейчас прозвучат проклятья в адрес господина Ахметова. Работники «Укртелекома», в числе которых был мой муж, получали зарплату на карты «Сбербанка России». После все этих веселых событий карточки Сбербанка России перестали обслуживать в банкоматах Ощада, Привата и других. О-о-о, эти очереди, проклятые очереди в Сбербанк России! В этот долбанный маленький предбанничек, в котором ничего не стоит потерять сознание от духоты. Но помяну добрым словом их хотя бы за то, что у них в банкомате были мелкие купюры – десятки, двадцатки…
На рынке начали пропадать овощи и фрукты, а немногочисленный ассортимент дорожал. Бананы за тридцать гривен. Бананы, мать их, за тридцать гривен. Я брала. Мне некуда было деваться, я покупала детке эти бананы. И яблоки. Яблоки стоили десять. Не помню сорт, а цену помню: поменьше – восемь пятьдесят, побольше – десять. А еще памперсы, которые начали стоить, как скафандр. Совсем без них было нельзя, детке только-только исполнилось одиннадцать месяцев, и с горшком у нас не ладилось.
В отделе Универсама, где я регулярно брала детское питание, начались перебои с поставками. Их база находилась в Донецке, и… И тут все понятно без слов. Я превратилась в маньяка, рыщущего за пачкой «Малютки» номер два по всем супермаркетам. «Малютка» вскоре была забыта, и я в темпе вальса начала переводить Эми на «Малыша». «Малыш», дай бог памяти моему маразму, стоил двадцать с чем-то, и я хапала его там, где видела. А видела его я обычно в супермаркетах сети АТБ. Детское питание поднималось в цене, ну да, впрочем, не было ничего, что стояло бы на месте. Хлеб – и тот поднялся. Где-то на десять копеек, где-то до пятидесяти, в зависимости от сорта. В те дни еще не было разговоров о какой-то там гуманитарке, хотя, жлобы из ДНР начали нагнетать истерию по поводу медикаментов. Я не могу не вставить эту мерзость для памяти:


Обращение ДНР ко всему цивилизованному миру, ко всем гуманитарным организациям, мировой общественности к ведущим мировым державам

Донбасс и весь Юго-Восток оказались в эпицентре ужасающей по своим масштабам гуманитарной катастрофы. Сотни тысяч людей, в том числе старики, инвалиды, беременные женщины, младенцы и несовершеннолетние дети, чья жизнь напрямую зависит от своевременно принятой дозы медикаментов, обречены на мучительную гибель из-за отсутствия лекарств. Каждая не полученная вовремя упаковка инсулина либо другого остро необходимого больному человеку лекарства – это очередная жертва, потерянная человеческая жизнь.
На грани голода – мирные жители городов и сел Юго-Востока и, особо обращаем внимание, - беременные женщины и маленькие дети. Исходя из сложившейся крайне тяжёлой ситуации, мы убедительно просим ведущие мировые державы – США, Великобританию, Германию, Россию, Индию, Китай – не остаться равнодушными к нашей беде. Киевская власть сделала заложниками своих амбиций самую уязвимую и беззащитную часть общества.
Масштаб гуманитарной катастрофы огромен и первые её жертвы могут быть уже в ближайшее время.
Что это, если не геноцид против собственного народа!
У нас не остается иного выхода, кроме как просить о помощи. Мы надеемся на ваше милосердие, человечность и добрую волю.
Мы призываем все международные институты – Красный Крест, ОБСЕ, ПАСЕ, Всемирную Организацию здравоохранения, ЮНЕСКО, глав государств и политических союзов – откликнуться на нашу беду и срочно предоставить гуманитарную помощь. Подчёркиваем, – исключительно гуманитарную помощь для спасения мирных жителей.

Совет Донецкой Народной республики

Тогда в аптеках были лекарства, в магазинах продукты, за исключением рошеновских конфет и молочки с небольшими сроками хранения. Но эти как в воду глядели, что буквально через полтора месяца они обрекут Славянск на гуманитарную катастрофу. Знали? Наверное, знали. Всё-таки, тот же Стрелков понимал, что никакой светлой идеи Новороссии на этой земле сроду не было, а России этот регион даже после референдума не нужен. Донбасс – не Крым. Сейчас мне интересно, как бы поступали мои знакомые ватные горожане, знай они, что все в итоге выйдет так, как вышло. Но увы, история сослагательного наклонения не знает, да и не разговариваем мы теперь.
Но вернемся к банкоматам. Со временем количество денег, находящихся в них, стало стремиться к нулю, теперь деньги можно было снять только в кассе банка. Очереди, снова очереди, а терминалы работали далеко не во всех супермаркетах. Более-менее стабильно работали «Брусница», АТБ и «Браво!». Да, для незнакомых с городскими тайнами, которые вовсе не тайна, хочу сказать, что сеть супермаркетов «Браво!» принадлежала сыну Нели Штепы. Чьи они сейчас – не знаю, но они переживают не лучшие дни.
На самом деле апрель был самым мирным месяцем в новороссийской странице Славянска. Да, были столкновения на БЗС, Комбикормовом, да, что-то там происходило в Андреевке и Семеновке, но в общем и целом мамаши еще таскались с колясками возле исполкома, а призрак безденежья и дефицита пока не распростер свои крылья. Город ждал референдума.
Пока люди занимались своими делами, я шлялась в стоматологию, ходила в Водоканал и Горгаз, дабы засвидетельствовать, что на этой жилплощади теперь прописано два человека, а не один. И в одной из этих контор случилась вещь, очень болезненная для моего самолюбия. В окошке взяли мой вид на жительство, как гремучую змею, и сказали что-то вроде «Пнаехали тут! Теперь ребенка в школу страшно отпускать».
Я помню, что кровь прилила к лицу, и где-то в горле билось сердце. Как так, меня, влюбленную в Украину, приравняли к этому дерьму с ленточками? Я что-то просипела про то, что я тут уже четыре года живу, забрала документы и убежала рыдать под елку на улицу. Было стыдно за эти слезы и за свое бессилие. И за людей, которые по отметке в графе «Громадянство» готовы человека обвинить и осудить. Я знаю, что такое нынче время, но я очень хочу убедить людей, знакомых и не очень, что не все русские Донбасса звали войну в свои города и не все хотят жить в русском мире. Далеко не все.
Больше в Славянске таких случаев не было, хотя на блокпостах периодически кто-нибудь да требовал паспорт к ВНЖ, чтобы фотки и прописку сравнить. Нет, честно, я не знаю, как мой злой язык уберегся от прогулки в СБУ. Потому что раз от раза я становилась злее и рычала, что, мол, у тебя, мужик, точно такой же паспорт с курицей двухголовой, чего ты соотечественницу прессуешь, а если я в генконсульство позвоню? В маршрутках на меня шикали, мол, что вы, женщина, нельзя так с ними, у них оружие. А я была на грани срыва.
Отчасти, одной из причин такой ненависти к сепаратистам было их российское гражданство. Когда я была молодая и глупая, я верила в силу Хуйла и его партии с белым медведем. Стыдно сказать, в две тысячи шестом году я даже вступила в ряды «Единой России». Но вот что сказать не стыдно, так то, что мой партийный билет был сожжен в апреле этого года.
Детские идеалы были растоптаны еще в десятом году, когда я переехала в Украину и взглянула на родину несколько иным взглядом. Ну а кретинские законы и откровенная фальсификация президентских выборов уверили меня во мнении, что Хуйло – то еще хуйло. И оккупация Крыма, и гибридная война на Донбассе вбивали последние гвозди в крышку гроба моего патриотизма. Худшим из страхов был страх, что мой муж меня возненавидит. Идиотский страх, иррациональный совершенно, ведь его в последнюю очередь волновало мое гражданство. Если б был он тем самым свидомым бандеровцем, о которых рассказывали по тиви еще в десятом году, то черта с два бы он женился на москаляке, но… Но не было у бабы хлопот, пропала у бабы национальная самоидентификация. И это было грустно.
Я не знаю, испытывали ли украинцы подобный стыд за того же Януковича. Я не знаю, но хочется узнать, было ли им так же стыдно от осознания того, что всё, что ты считал правильным, по факту оказалось натуральным дерьмом. Георгиевскую ленточку из символа героизма сделали символом агрессии и преступления. То, что носители ленточек устроили в моем городе, можно назвать только преступлением. И никак иначе. За полгода Путин втоптал в грязь память моего прадеда и двоюродного деда, которые форсировали Днепр и воевали на Буге. За полгода он вбил здоровенный клин между мной, моими родственниками, одноклассниками, российскими друзьями. За полгода он сделал так, что я готова отказаться от российского гражданства в тот же момент, когда у меня найдется нужная сумма для осуществления этой процедуры. И всего-то он сделал что? Подал запрос в Совет Федерации первого марта, который удовлетворили. Я люблю Россию, но мне стыдно показывать российский паспорт в этом городе, в который русские принесли так много горя и разрушений.
Боже, помоги Украине. Боже, спаси Россию.

4. Нона

Дайте-ка вспомнить, когда я впервые познакомилась с Ноной… Так и есть, девятнадцатого апреля. Я поехала на рынок за рассадой, с рынка пошла к приватовскому банкомату на Ленина, а проходя по Искры на перекрестке Искры с Карла Маркса, впервые увидела ее. Она стояла с зачехленным стволом посреди дороги между «Семеновскими колбасами» и «Паляницей». Вокруг были набросаны мешки с песком и шины, на столбе висел список врагов народа ДНР, в котором на первых местах были Турчинов и Яценюк, а на крыльце «Семеновских колбас» тосковал сепаратист. По самоходке лазил пацаненок лет десяти, его папаша фотографировал отпрыска то справа, то слева, то со шлемом, то на дуле. Я смотрела на это дело и завидовала пацану. В тот момент мне было плевать, что это техника перебежчиков, это были сто двадцать мм калибра. А я испытываю странную нежность ко всему, что стреляет, летает, ездит и ходит по морю.
– А можно мне подойти и сфотографироваться с этой красоткой? – спросила я, отвлекая сепа от каких-то мечтаний.
– Взрослым нельзя, – ответили мне. – Но просто сфотографировать можно.
Тогда они еще не боялись светить свою технику. Тогда они гордились захваченными трофеями. Такой плевок в сторону ВСУ, да-да.
Я сфотографировала эту красоту и пошла к банкомату, а после явилась домой, и давай рассказывать мужу о том, какую интересную штуку я увидела возле СБУ.
– Вот здоровенная херня, – сказал муж. – Интересно, а она стреляет вообще?
Оказалось, что стреляет. Но это было чуть позже. А тогда мы полезли в Википедию, а потом на форумы, и выяснилось, что эта красота стреляет всем, что можно запихать в ее пушку. И что ее минимальная дальность в зависимости от снаряда – километр, а максимальная – все тринадцать. Общий семейный вердикт заключался в двух словах: «Это пиздец». Впрочем, в народе ее примерно так и прозвали.
Пономарёв свою Нону любил. Он не упускал случая похвастаться в прямом эфире, что вот ВСУ только пусть попробуют сунуться, вот у него вона чего есть! И мерзко ухмылялся.
Нона была ночным животным, передвигалась по всему городу, когда с эскортом, когда без. И представьте: тишина, потому что комендантский час, только изредка лают собаки. И на весь город слышен грохот – это Нону повезли.
Если до мая она стояла красивым украшение то у СБУ, то на семеновском блокпосту, то после штурма Славянска ее начали использовать на все сто. Именно во время штурма Славянска мы имели сомнительную честь познакомиться с громогласным ревом Ноны. Приятного – чуть меньше, чем нихрена. Сейчас мне скажут, что Нона не Град, но всё познается в сравнении, не правда ли? И грохот самоходки часа в три ночи будил всех в микрорайоне, начиная от младенцев и заканчивая кошками.
Лирическое отступление: во время Второй мировой войны, появились люди, которых называли трекерами. Эти люди боялись спать ночью в помещениях. Дело в том, что немецкие бомбардировщики утюжили в сороковом и сорок первом изо дня в день английские города, чаще по ночам, сами понимаете почему. И эти трекеры старались с наступлением ночи выбраться за город, подальше от многоэтажек. Они устраивались спать в машинах или где попало, в зависимости от своего социального положения.
В Славянске тоже появились такие люди. После того, как в мае на Карачуне встала украинская артиллерия, ночи. Да и дни тоже, стали довольно шумными. Большая часть людей обычно старалась прятаться по подвалам погребам, а славянские трекеры (давайте звать их так, раз уж другого слова нет) предпочитали свежий воздух. Я была в их числе, правда, за город не стремилась. Я укладывалась дремать на лавочке во дворе и периодически подскакивала при звуках выстрелов. Одна из любимых позиций Ноны была как раз в километре от нашего дома, на переулке Ленинградском. С Ленинградского Нона обычно возвращалась или на Ставропольскую, а оттуда по Аэродромной куда угодно – хоть в центр, хоть на Семеновку, или по Ленинградской. Улица Ленинградская – скоростная, по ней через Славянск ездят фуры и междугородные автобусы, она как раз выводит водителей на Краматорское направление. Впрочем, в тот период Ленинградскую перегородили, после того, как военные заняли краматорский аэропорт, и поэтому она была закрыта даже для Ноны.
Были недовольные, которым не нравилось ночное передвижение этой дряни вблизи их домов. Были даже попытки диверсий, но ни одна не увенчалась успехом, фиг знает почему, то ли исполнители лажали, то и сепаратисты были умные. Но факт оставался фактом: Нона была главной силой ДНР в городе, именно она и положила начало формированию их сильной технической базы.
Да. Первый раз славянцы узнали этот запоминающийся на всю жизнь грохот второго мая, а «укатали сивку крутые горки» к концу июня. Но тут я могу ошибаться, потому что точных данных нет, сплошь слухи. Известно только то, что в колонне убегающих стрелковцев Ноночки на камазе не было. С камазом вышло смешно: обозленные артиллеристы с Карачуна таки достали эту дрянь, но снаряд повредил ей только ходовую часть. Вот честно, даже бабки-сепаратистки с моей улицы в сердцах шипели: «Да чтоб ей трубу оторвало и разорвало!». Верность Хуйлу и ДНР – оно, конечно, хорошо, но даже самым идейным не хотелось сдохнуть, когда ВСУ в ответ шмальнет с Карачуна.
К чести украинских артиллеристов хочу сказать, что на Черевковке мало какие дома пострадали именно от их действий. Большая часть разрушений появилась именно благодаря Ноне и рукожопости местных сепаратистов. А кто не верит, пусть прогуляется по Черевковке, по Ленинградской, Каспийской, Современной и Харьковской. А если не жалко ног, то пусть зайдет на улицу Гражданскую, у меня во дворе до сих пор полно осколков и битых стекол. Впрочем, героическим парням с Карачуна будет посвящена своя отдельная глава, вернемся к Ноне.
Славянские дороги, и без того находящиеся не в самом лучшем состоянии, не особо хорошо переносили буйные покатушки бравых ребяток с колорадскими ленточками на Ноне и на БМД. Следы от их гусениц до сих пор видны на Аэродромной и на площади, особенно там, где находится кафе «Белая ночь».
Один из самых известных выстрелов Ноны случился двадцать шестого мая. Тогда ее загнали на Артема, в район педагогического университета. Оттуда прекрасный вид на Карачун и на телевышку, которая была хорошим ориентиром для сепаратистов. На самом деле, эта новость потрясла весь город. Стоит сказать, что журналисы «Лайфньюс» успели на место еще раньше, чем ошеломленные местные начали выбираться из укрытий. Но обо всем по порядку.
Нона приехала, сделала несколько выстрелов. Показания свидетелей разнятся, кто говорил о двух, кто о пяти, правду может сказать только экипаж проклятой Ноны ,если только они живы. Через несколько минут прилетело с Карачуна. Нона к тому времени укатила в центр города. На блокпостах уже вовсю застрочили минометы. И вот тут уже точно никто не скажет, кто выпустил ту мину, которой убило одного мужчину возле девятиэтажки. В тот день снаряды попали в хлебозавод (после чего тот встал на два или три дня), педагогический университет (возле него убило одну из работниц, кажется, то была сторож) и в один из домов. Это не считая сотен повыбитых взрывной волной окон и раненых осколками людей. Одна маленькая самоходка – и такой большой источник проблем для многотысячного города.
Надо будет попробовать найти информацию, когда все-таки ее ухайдокали, и сделать этот день праздничным для тех ребят-артиллеристов с Карачуна. Оно того стоит, правда.
Возможно, кому-то это покажется смешным, что почти два месяца никто не мог поделить на ноль эту заразу, но посудите сами: пока установишь точку, откуда стреляли, пока прицелишься, стараясь при этом перестраховаться, потому что сепаратисты, ничуть не стесняясь, для позиций выбирали густонаселенные районы города. Что бы там ни вещали всякие антиукраинские СМИ про геноцид Донбасса, украинские солдаты не вели целенаправленный огонь по жилым кварталам. Точка.